Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1870 – 1874
Раздался тихий едва слышимый стук.
Путилин улыбнулся, так никого не разбудишь, не то, что уставшего человека. Не успел открыть рот, чтобы произнёсти разрешение войти, дверь медленно открылась, и показалось осунувшееся лицо Михаила.
– Иван Дмитрич, – на лице появилась добродушная улыбка, – а я боялся потревожить.
– Заходи.
– Иван Дмитрич, – говорил Жуков, пока шел к столу, – разыскал наших почтальонов, пришлось…
– Миша, избавь меня от подробностей, давай по сути дела.
– Я не стал их расспрашивать. Они ничего не знают о случившемся вечером. Оба живут в Дыбуне, пока их разыскал, – Михаил махнул рукою, что, мол, не о том, – они в камере допросов.
– Веди сюда, – распорядился хозяин кабинета, – и вот еще что. Где Яковлев?
– А, – не сразу сообразил помощник, – в холодной.
– Ладно, – Иван Дмитрич посмотрел в окно, где уже солнце осветило проснувшийся город, – после них давай этого Сашку.
– Будет исполнено, – по военному Михаил щелкнул каблуками нечищеных ботинок, развернулся и совсем нестроевым шагом пошел к двери.
– Миша, – сказал вдогонку начальник сыска, – ты обувку—то почисть.
Робко ступая по дубовому паркету, в кабинет шагнул первый почтальон, накануне вечером занимавшийся погрузкой с убитым.
– Здравия желаю, – тихо после того, как прокашлялся в кепку, произнёс вошедший.
– Доброе утро! – ответил на приветствие хозяин кабинета, – проходите, присаживайтесь, – показал рукою на стул.
– Благодарствуйте, – смутился почтальон, – привычнее стоя.
– Садитесь, садитесь, в ногах правды нет.
– Благодарствую, – бочком придвинулся к стулу и присел на самый край, готовый в любую минуту вскочить.
– Скажите, любезный, – Иван Дмитриевич откинулся на спинку кресла, – вчера вечером вы грузили корреспонденцию?
– Так точно, – опрашиваемый в волнении сжимал в руках кепку, – вчерась три раза из почтового дома обозом ездили: два раза двумя колясками, а под вечер на трех едва поместилось.
– Сколько вас было?
– Как и положено, трое: Александр Никифорыч за старшего и мы с брательником. Трое было.
– Что за конфуз вышел с разъездным?
– Дак…
Пролетки остановились насупротив почтового вагона. Евсеев распорядился подчиненным почтальонам и извозчикам начать погрузку в вагон.
Привычное дело: из колясок подавали пакеты и мешки, которые переносили в вагон, где их принимал разъездной железнодорожный почтальон.
Александр Никифорович оформлял документы.
– Давайте, – говорил он, – шевелитесь, сегодня последний у нас.
Да и без понуканий подчиненные знали свое дело.
– Так, – произнёс довольный чиновник, – осталась только денежная сумка.
– Постойте, господин Евсеев, – поднял взгляд на него разъездной, – не порядок, – он показывал на печать, – посмотрите сами.
– Что?
– Печать – то порушена, – держал в руках тяжелую сумку, – в таком виде принимать отказываюсь.
– Что тут страшного, – возмутился Александр Никифорович, – поставьте пометку, что принят Вами в таком состоянии и дело с концом.
– Нет, – категорически заявил разъездной, – увольте, но принимать не буду. Это же деньги, а вдруг недостача?
– Открывайте мешок, – вспылил чиновник, – там бумага и в ней указана пересылаемая сумма. Пересчитаете и вся недолга.
– Нет и еще раз нет, – протестовал сопровождающий почтовый вагон, – представьте мне мешок в надлежащем виде, тогда другое дело.
– Хорошо, – процедил сквозь зубы чиновник, – я еду на Почтамтскую и к вашему отправлению вернусь. А вы, – обратился к своим сотрудникам, – можете быть свободны…
– … он уехал, – закончил рассказ допрашиваемый, – а мы собрались и домой поехали.
Второй почтальон рассказал почти тоже, что и брат.
– Запиши сказанное, – распорядился помощнику Иван Дмитриевич, – и отпусти домой. Вернемся к нашей Акулине. Пришло время закуски, подавай Яковлева, посмотрим, что за фрукт.
Александр Яковлев оказался красивым детиной под косую сажень ростом и немного неуклюжим.
– Здравствуй, молодец! – первым поприветствовал его Иван Дмитриевич.
– Здравствовать и Вам, – произнёс вошедший и присел на стул без приглашения.
– Не хотелось тебя держать в холодной, – в голосе хозяина кабинета чувствовались извинительные ноты, – но так уж стряслось.
– Да я и не в обиде, – покачал кучерявой головою, – у Вас служба такая.
– Если уж ты такой понятливый, то поведай мне об Акулине Сергеевой.
– А что требуется? – в голосе слышались нотки удивления.
– Наверное, все.
– Что о ней толковать? – сплошное безразличие и ни толики удивления. – Ну сожительствовали мы с ней. Что запрещено законом?
– Нет, – Путилин облокотился руками о стол, – ты, Александр, находишься в сыскном отделении, и я задаю вопросы не ради праздного интереса, а исключительно для проведения дознания.
– Я ж не супротив, мне удивительны слова Ваши.
– Что ж странного, если я, начальник сыскной полиции, веду с тобою беседы, то по нужде следствия.
– Хорошо. Сожительствовали мы с Акулиной. Баба она справная, работящая, но больно на парней заглядывалась и хвостом перед ними вертела. От этой напасти мне было худо, и я не утерпел и ушел от нее греха подальше. Меня всего переворачивало от ее любезностей с другими, – заскрежетал зубами.
– Зло до сих пор держишь?
– Полюбил я ее, терпел долго, но душа на части разрывалась, и я собрал свои пожитки и ушел.
– До сих пор, видать, она не отпустила?
– Видеть ее не могу, – рукой стукнул по груди, – все внутри переворачивается, так и подмывает взять нож в руки и… будь, что будет, – посмотрел себе под ноги
– Когда ты видел ее в последний раз?
– Не знаю, я старался не бывать там, где она.
– Однако?
– Месяц тому, два, не помню.
– А где два дня тому вечером был?
– Два дня?
– Да.
– Так большая поломка на мануфактуре была, так мы сутки безвылазно под машину чинили, чтобы она заработала.
– Ясно, – Иван Дмитриевич выбил мелодию на крышке стола, – не будет тебя больше Акулина мучить. Зарезали ее.
– Как? – вскочил Яковлев со стула, – Не может такого быть! Кто ж ее? Кто? – в глазах появились слезы и сжались пудовые кулаки.
– Знаешь, Саша, вот этим я и занимаюсь, – лицо Путилина стало серьезным, – ты знал Евсеева?
– Это нового полюбовника Акулины?
– Видал его, но не было особого желания знакомиться.
– От его?
– Тяжело, – сверкнул глазами, – встречаться с нынешним, тяжело.
– Так и не говорил?
– Что с ним лясы точить если сердце разрывается на части.
– Хорошо, – серьезно произнёс Иван Дмитриевич, – кто по твоему мнению мог лишить Акулину жизни?
– Сие мне не ведомо, – разочаровано сказал детина, – я б его собственными руками,
– он протянул Путилину свои громадные руки, – я б ему шею свернул.
– Верю, но я обязан найти этого злодея. Скажи, а кто еще был у Сергеевой?
– Она жила со мною да Сашкой Евсеевым, а больше я никого не встречал, я бы знал, – сверкнул глазами.
– Но кто мог зваться Александром, кроме вас двоих?
– М—м—м, – задумался Яковлев, – с ней сожительствовали я да Сашка Евсеев.
– И больше никто?
– Я бы знал.
– Да, Саша, я Вам верю, а кто еще был рядам с Акулиной?
В ответ качание головой.
– А с именем Александр?
– Кроме нас только ее брат.
– Брат? – брови Путилина взлетели в верх.
– Да, ее брат.
– Понятно.
– Какие у них были отношения?
– Он не приветствовал ее мужчин и был строг к ней.
– Где он проживает?
– Не знаю, он скрытен и нелюдим.
– Но где он может проживать?
– Я не знаю, но слышал, что он снимает жилье где—то у Николаевского вокзала.
– Хорошо, а когда ты его видел в последний раз?
– Пару дней тому?
– И о чем была беседа?
– Мы только поприветствовали друг друга.
– Где виделись в последний раз?
– На Невском у Гостиного.
– Беседовали?
– Нет, просто поприветствовали.
– Больше ничего не можешь добавить?
– Нет.
– Больше я тебя не задерживаю. Михаил, – позвал Иван Дмитриевич своего помощника, – проводи Александра.
Жуков бросил удивленный взгляд на начальника, тот незаметно кивнул в ответ.
Понятно, дал знак Михаил, проследим за данным господином.
– До свидания, – произнёс начальник сыска.
– Нет, – измученно улыбнулся Яковлев, – лучше с Вами, господин Путилин, не встречаться и сказать «прощайте», нет особого желания иметь дело с Вами.
– Надеюсь, что больше мы не встретимся, – произнёс Иван Дмитриевич, – и за тобой нет никаких серьезных дел.
– Об этом, господин Путилин, можете не беспокоиться.
– Мой помощник тебя проводит.
